«Мне повезло: я всю жизнь работаю по профессии»
— Вы возглавили театр совсем недавно. Расскажите, получилось ли изучить то, что вам досталось? Каким вы видите Театр на Садовой сегодня?
— Мне не нужно было изучать этот театр. С Виктором Михайловичем мы знакомы около 20 лет, а со многими сотрудниками встречались в других проектах, например, когда я работала в Театре Ленсовета, они возили нас на гастроли в рамках «Петербургских театральных сезонов» в Берлин, Тель-Авив и Хайфу. В общем, мне этот театр совершенно не чужой и я его довольно хорошо знала.
Мне повезло: я всю жизнь работаю по профессии, поэтому понимаю, как были устроены петербургские театры и пять, и десять, и двадцать лет назад. Я училась на Моховой, в нашем театральном (РГИСИ. — прим. ред): сначала получила продюсерское образование как театральный менеджер, а потом окончила магистратуру как театровед. Еще я уже 12-й год преподаю в театральном институте на продюсерском факультете и в магистратуре, а также работаю над программами курсов в качестве завкафедрой. Люди, которые когда-то были моими студентами, сами уже стали директорами театров.
В общем, для отрасли я свой человек, плюс у меня достаточно большой опыт руководства в целом.
«Мы театр, который ищет»
На мой взгляд, этот театр устроен хорошо и правильно. Здесь не нужно ничего принципиально менять, здесь прекрасно выстроен формат, понятно кто аудитория и куда мы двигаемся.
Мне кажется, что переформатирование театра происходит тогда, когда у режиссера и/или художественного руководителя есть потребность выражения собственной эстетики. Я в этой ситуации в большей степени продюсер, который развивает институцию в том ключе, который был задан. Ломать это все через колено я не вижу абсолютно никакого смысла.
Поэтому Театр на Садовой сегодня такой же, как вчера, как пять и десять лет назад. Это театр, который ищет, идет в разные форматы, достаточно свободен и при этом сохраняет модель репертуарного театра без своей постоянной труппы.
— В Петербурге сейчас 100, 150 театров? Чем выделяется среди них Театр на Садовой? Зачем стоит идти именно в него?
— Мы современный, открытый, впечатляющий театр, в который имеет смысл идти за сегодняшним языком, за художественным впечатлением. У нас есть и драма, и мюзиклы, и пластические спектакли, при этом их все очень внятно объединяет формат поиска и самовыражения максимально свободного для режиссеров, художников и артистов, которые у нас работают.
— Давайте чуть-чуть раскроем слово «поиск» — что именно мы ищем?
— Театр — это язык: он может быть и текстуальным, и режиссерским. В музыкальном театре действие вообще будет двигать музыка. Мне кажется, что в нашем театре мы ищем то, что еще никто не нашел.
Или можно пойти от обратного: мы точно не делаем иллюстративных спектаклей на популярный материал. Мы занимаемся режиссерским театром — а это всегда интерпретация: как мы понимаем сегодня это произведение, как мы можем сегодня о нем говорить, что в этом произведении резонирует с нами сегодня, почему и в каких формах. Я думаю, что мы ищем именно это.
«Мы — театр здорового человека»
— В городе огромное количество театров. Как при этом выстрелить и затмить всех остальных? Нужно ли это делать — перекрикивать коллег — или достаточно просто спокойно искать? Каким форматом и способом привлечь зрителей в 2025 году?
— Мне кажется, что ответ на этот вопрос будет скучным, потому что современная структура потребления в целом диктует нам язык общения с потребителем. Потребитель хочет внятного ответа на вопрос: почему я сегодня должен к вам прийти? Что у вас есть такого особенного, что я должен потратить время?
И если мы будем долго заливать ему всю свою концепцию поиска, он ответит: «Слушайте, вы там поищите сами, а когда определитесь, приходите». В этом смысле перекрикивать бессмысленно, хотя кричать — это тоже формат.
В Театре на Садовой все четко подтягивается к бренду: мы через все каналы формируем посыл, что это будет неожиданно и удивительно. Не манипулятивно, не повесточно или со спецэффектами, а по-хорошему удивительно. Есть театры более герметичные, ищущие внутри собственного коллектива, мы скорее постоянно работаем над сотрудничеством, над копродукцией. Создаем максимально комфортные условия для сотворчества, приглашаем интересных нам людей чтобы сделать то, что в другом месте не всегда возможно. Работаем не из травмы, а из желания создавать. Мы такой театр здорового человека, как мне кажется.
«Это соответствие современному языку»
— Хороший слоган. Давайте, к слову о позиционировании, уточним еще один момент — у театра два названия: вначале он был «Приютом комедианта», а затем стал «Театром на Садовой». Почему так вышло? Будете ли вы от какого-то отказываться?
— Название изменил еще Виктор Михайлович и это, как мне видится, было связано с тем чтобы в большей степени соответствовать одновременно нашей творческой стратегии и восприятию аудитории. Когда театр создавался, абсолютное большинство артистов работали только в своих театрах и принести идею, поэкспериментировать было фактически негде — это в конце 80-х вызвало к жизни множество студий и частных театров, построенных на этом нереализованном потенциале. Тогда комедианты действительно нуждались в приюте, сегодня наш театр скорее место силы и созидания..
Я бы здесь еще вспомнила кейс Metropolitan Museum, который в какой-то момент стал вслед за своей аудиторией называть себя просто The Met. Это, мне кажется, соответствие современному языку: когда театр создавался, в начале 90-х, слово «приют» имело одни коннотации. В 2025-м они уже принципиально другие.
Слово «комедианты» во многом вышло из обихода как таковое, поэтому для современного театра являться «приютом комедианта» — ну, о чем вы? Здесь от самого названия веет для 2025 года некоторой архаичностью. Мы не Александринский театр и не отягощены багажом вековой истории, к сожалению или к счастью, — поэтому точно не теряем в этом смысле.
Плюс у Виктора Михайловича, как у человека, который руководил этим театром 29 из 38 лет его существования, безусловно, было моральное право это сделать.
«Начинать нужно со знакомого»
— Расскажите про то, что сейчас идет в театре, какие работы вы считаете самыми удачными? Или, может, переформулируем, чтобы никого не обидеть: с чего стоит начать знакомство с вашим театром?
— Знаете, это как спросить у хранителя Эрмитажа, который занимается коллекцией западноевропейского искусства, нравится ли ему западноевропейское искусство, — искусствовед на такие вопросы отвечать не очень умеет.
Вы готовы посмотреть Достоевского? Отлично, приходите на «Преступление и наказание» или на «Идиота». Вам нравятся мюзиклы? Приходите на «Айсвилль» и «Дорогого мистера Смита». И тогда, после первого знакомства с самим театром, вы сможете продолжить движение по репертуару.
Кстати, этот внутрирепертуарный курс бывает крайне любопытным. Например — наша недавняя премьера «Ёлка у Ивановых» режиссера Романа Муромцева по Александру Введенскому. Это довольно своеобразная постановка. Нам казалось, что должна прийти условная сферическая молодежь в вакууме, которая готова эту сложность изучать. Но в зале оказались люди старшего возраста, которые шли конкретно на Введенского и ОБЭРИУ. Мы были крайне впечатлены, когда это поняли.
Или, например, мюзикл для любителей драматического театра часто чуждый жанр. Но зрители, посещающие драматические спектакли, периодически приходят и на наши мюзиклы: «Подумали, что все уже у вас видели, решили, что давайте еще и это посмотрим», а затем пишут в отзывах «мне никогда не нравился мюзикл, но “Айсвилль” — это нечто». То есть траектория начинается со знакомого. Поэтому приходите на то, что вам нравится или кажется понятным.
«Есть карты, которые мы точно можем раскрыть»
— Очень хороший совет. Расскажите еще про перспективы — постановки, которые готовятся и выйдут, к примеру, в течение года. Понятно, что часто заранее не хочется раскрывать карты, но мы будем рады, если вы раскроете.
— Есть карты, которые мы совершенно точно можем раскрыть, потому что создаем не только спектакли. У нас есть прекрасный совместный проект с VK — научно-популярный сериал «Славянский бестиарий». Сейчас мы работаем над еще одним сериалом — психологическим видеоподкастом «Криминальная драматургия», который выйдет в начале июня. В нем наши артисты вместе с психологами, психиатрами и судмедэкспертами будут анализировать историю преступлений в русской литературе. Кстати, разбор мотивации Раскольникова — это один из стандартных кейсов на факультетах психиатрии. Мы сделаем театральный True Crime, и, мне кажется, это будет очень здорово.
Еще один проект — это не спектакль, а видеопроект к 9 Мая, который мы делаем совместно с Музеем железных дорог России и Центрально-выставочным залом «Манеж». Это аудиоспектакль в видеоформате по очень трогательной, но малоизвестной музыкальной пьесе. Мне кажется, этот проект точно также впишется в рамки нашего слогана: «Вы удивитесь!».
В мае съездим на гастроли в Тобольск, уйдем в короткий отпуск, а в июле отправимся во Владикавказ на фестиваль «Вахтангов: путь домой» со спектаклем «Дорогой мистер Смит», все билеты на который уже проданы.
Подискутируем про Эсхила
— Все равно приятно про это рассказать.
— Конечно. А потом мы начнем репетировать с Глебом Черепановым спектакль «Орестея» по небезызвестному всем нам Эсхилу с неожиданным финалом: Орест поступит не так, как он поступил у автора.
— Перепишем Эсхила?
— Подискутируем. В более далеких планах у нас сотрудничество с режиссерами, с которыми мы уже работали. Это Андрей Прикотенко, два спектакля которого идут у нас в репертуаре — «Серотонин» и «Женитьба, или Последний пункт одиночества». Прекрасный дуэт спектаклей: «Серотонин» — о мужчинах, «Женитьба» — о женщинах и их сегодняшних проблемах. Также ждем Петра Шерешевского, чья постановка «Идиот» с прекрасным Ильей Делем пользуется оглушительным успехом у зрителей.
— Совместные проекты с VK — это технологичный современный формат. Может, расскажете еще о каких-то современных технологиях, которые используете в театре, на спектаклях, — условно, видео-арт?
— Видео-арт давно используется в спектаклях, и живая съемка тоже, это, мне кажется, уже не очень инновационная технология. С точки зрения технологий мы сейчас перестраиваем нашу работу внутри: внедряем «Битрикс», чтобы работать с задачами внутри коллектива, максимально сокращать объем документооборота, упрощать согласование и нашу повседневную операционную деятельность, чтобы высвобождать ресурсы для создания новых проектов, таких как «Славянский бестиарий», например.
Задача: свести 140 с лишним артистических расписаний
Кроме того, сейчас мы автоматизируем работу с репертуаром. Для нас это довольно непростая задача — свести 140 с лишним артистических расписаний, чтобы найти возможность сыграть спектакль.
Театр с труппой может назначить время постановки и вызвать своих артистов на репетицию. Мы так не можем: нам надо связаться со всеми театрами города, чтобы согласовать с ними саму возможность поработать с их штатными артистами. Или связаться с агентами, уточнить график и собрать всех таким образом, чтобы зрители увидели наши спектакли.
Теперь мы для этого тоже используем технологии и, соответственно, также освобождаем себе руки и упрощаем документооборот. Все-таки 2025 год на дворе, сколько уже можно-то?
Еще CRM-система: когда мы с вами говорили о зрителе, о том, что мы исследуем его путь, что он купил, что он выбрал, за какое время, — наш театр в этом смысле использует достаточно большое количество различных информационных технологий.
«Я зритель только на треть»
— Давайте чуть выйдем за пределы разговора о вашем театре. Хочется спросить про коллег: назовите ваши любимые театры в городе. Или спектакли.
— Это хороший вопрос, но я, наверное, вряд ли могу назвать театр. Я скорее склонна назвать режиссеров. Мне интересно, что делает тот же Петр Шерешевский — не только в нашем театре, но и в других. Наш театр не сотрудничал с Димой Крестьянкиным, но мне кажется, то, что он делает, тоже очень любопытно и человечно.
— «Квадрат»?
— «Квадрат» самый известный. Но и то, что он делает помимо «Квадрата», тоже довольно интересно.. Дима крайне любопытный режиссер и отличный педагог, это мне тоже очень близко. Малый драматический театр, конечно, Лев Абрамович Додин — это прекрасно. Фестивальные истории: на «Арлекина» сейчас очень интересные вещи привозят, мне кажется, это тоже важно.
Я, наверное, зритель только на треть. Еще две трети — это руководитель и искусствовед, они сбивают мой прицел: я наслаждаюсь не только спектаклями, но и кейсами коллег, когда театр что-то интересное сделал, или что-то перестроил внутри себя, или что-то смог.
Из последнего — это Театр имени Камала в Казани: они открыли потрясающую новую площадку. Для этого нужно иметь очень слаженный коллектив и круто налаженные процессы внутри, иначе это невозможно сделать. Этим я восхищаюсь — в последние годы меня больше такие вещи интересуют.
«Театр — это игра, в которую можно ненадолго уйти»
Профессиональная кухня, конечно, тоже интересна, но только до какой-то степени, потому что театр — это игра, в которую можно ненадолго уйти (или надолго, если ты в нем работаешь). Это довольно эскапистское искусство — в том смысле, что мы строим некоторый мир и мы в нем можем что-то попробовать, что-то проверить, покрутить, мы придумываем новые правила игры.
Если мы вскрываем эту магию полностью, то для зрителя это может перестать быть интересно.
Наверное, это как с музейным предметом: предмет интересный, но вряд ли человек, который восхищается какой-то античной скульптурой, готов посмотреть четырехчасовой фильм о том, как именно ее реставрировали, какой конкретный химический состав был использован для того, чтобы этот мрамор приобрел этот цвет при такой влажности, и чем пообедал тот реставратор, который прикасался к этой статуе.
«Театр — это живые люди для живых людей»
— Напоследок банальный, но философский вопрос: зачем вообще ходить в театр в 2025 году?
— Эскапизм. Возможность увидеть мир другим. Мне кажется, что в 2025 году в театр ходят затем же, зачем ходили всегда и будут ходить дальше: шанс попробовать два часа прожить иначе, изменить что-то в себе и потом вынести это в реальный мир, будучи измененным человеком. Аристотелевская поэтика, катарсис. Мне кажется, взаимодействие с произведением искусства — это всегда способ измениться: подслушать ответ, подсмотреть решение, увидеть другую модель. Людей не убеждают аргументы. Людей убеждает только другой человек, у которого получилось — или не получилось.
Поэтому театр совершенно вечное искусство: это живые люди для живых людей. Познание другого — это то, на что будет спрос абсолютно всегда. И мне кажется, именно поэтому в театр ходят и театром продолжают заниматься — даже при всех сложностях.
