От Старевича до Эйзенштейна: семь достижений отечественного кино

Вспоминаем историю российской и советской киношколы.

Георгий Мазуркевич
Автор ВФокусе Mail
На занятиях Сергея Эйзенштейна, фото Дмитрия Дебабова, 1935—1936

1 сентября 1919 года открылась первая в мире государственная киношкола — ВГИК. В честь этого дня вспоминаем достижения отечественных кинематографистов, без которых современное мировое кино было бы совсем другим — и заодно советуем, что посмотреть.

Дрессированные насекомые Владислава Старевича

Старевич — один из создателей кукольной анимации и бесконечно талантливый мультипликатор. Современники верили, что он держит цирк дрессированных жуков и недоумевали, как происходит то, что творится на экране. Лучше всего начать знакомство с «Мести кинематографического оператора», где жена жука-оленя «наставляет ему рога» с жуком-усачом, пока муженек уехал в кабаре смотреть на стрекозу. В 1919 году Старевич уехал во Францию и продолжил свои эксперименты там — а пару лет назад в России о нем впервые вышла 1000-страничная книга «Дрессировщик жуков».

Эффект Льва Кулешова

В своем эксперименте Кулешов взял кадр с актером Иваном Мозжухиным, который куда-то смотрит, и поочередно приставлял к нему три других кадра: тарелку супа, ребенка в гробу и девочку с игрушкой. Все, кому Кулешов показывал три склейки, были уверены, что Мозжухин попеременно хочет есть, скорбит и умиляется, хотя актер вообще не знал, куда и на что он смотрит. Это простейшее упражнение легло в основу советского монтажного кино.

Киноконструктивизм Дзиги Вертова

«Однажды пионер подумал: что бы вышло, если бы хлеб делался задом наперед?» Под простодушной оберткой агиткино скрывается бездна новаторских экспериментов, в которых Вертова так никто и не переплюнул. Революционные ракурсы, наложение кадров, ускорение, замедление, внутрикадровый монтаж и полная деконструкция изображения: режиссер создавал на пленке доселе невиданную реальность. Начать знакомиться с ней лучше с «Человека с киноаппаратом» — а затем, если увлечет, перейти к «Киноглазу» и «Киноправде».

Архивная документалистика Эсфири Шуб

Как создать фильм без примеси вымысла? Собрать его целиком из кинохроники. Именно так Эсфирь Ильинична Шуб, пионер советского документального кино, создала трилогию о крушении царской России — взяв все кадры до единого из киноархивов. Шуб мастерски перемонтировала зарубежные фильмы, превращая их в революционные агитки, и стала пионером жанра, который спустя полвека назовут модным словом found footage. Таким же образом Дзига Вертов создал док-блокбастер «Годовщина революции», а до абсолюта идею довел Михаил Ромм, создавший из нацистской кинохроники один из самых антинацистских фильмов: «Обыкновенный фашизм».

Монтаж аттракционов Сергея Эйзенштейна

Великий кинематографист был уверен, что каждый кадр в фильме не случаен: он должен вызывать определенную эмоцию или впечатление у зрителя. Чтобы добиться наилучшего результата, каждый кадр должен быть построен максимально выразительно, а длина и последовательность кадров должны вызывать впечатления в нужной степени и порядке, чтобы фильм целиком имел ровно тот посыл и заряд, который режиссер хотел передать. Особенно ярко это видно в немых фильмах мастера вроде «Стачки» и «Броненосца “Потемкин”», но и в поздних работах режиссер от метода не отступил.

Поэтический натурализм Александра Довженко

Довженко попробовал использовать ограниченные киносредства начала века, чтобы воспеть новый строй — а получилось выразительнейшее описание природы и традиционного уклада. Сильнее всего это проявилось в «Земле», повествующей о крестьянской борьбе с коллективизацией. Проливной дождь заливает фрукты и грядки, тракторный плуг взрывает комья жирной земли, а выразительные лица непрофессиональных актеров не уступают в поэтике умопостроениям Эйзенштейна. Фильм ругали за «биологизм» и «пантеизм», но до сих пор эта ода природе попадает в первые места разнообразных списков «100 лучших фильмов всех времен».

Запечатленное время Андрея Тарковского

Тарковский не хотел изобретать новую систему или навязывать свои взгляды — но вот уже полвека становится ориентиром для множества начинающих киноавторов. Если Эйзенштейн хотел нагромоздить как можно больше эффективности в каждый кадр, то Тарковский напоминал, что у кадра нет цели: он и есть цель. Кадр — это пойманный на пленку кусочек времени, а фильм — вереница кусочков времени, заключенное в металлическую коробку. И каждый из нас может проживать чужое время или делиться своим — столько раз, сколько захочет. Тарковский считал, что кино позволяет прожить несколько жизней и делает наше собственное время богаче, длиннее — и считал, что нет ничего интереснее судьбы одного человека, схваченной на пленку.