Электрогитара вместо балалайки, запуганный Швондер, призрак «Франкенштейна» и никаких советских газет — ни до обеда, ни после. Дождавшись конца сезона, МТЮЗ предъявил публике новую версию «Собачьего сердца». Шарикова играет маньяк из «Фишера» и Желтый из «Слова пацана», молодая звезда Андрей Максимов. Преображенского — живая легенда МТЮЗ, звезда федерального эфира и заслуженный артист РФ Игорь Гордин. Спектакль получился страшной притчей не про революцию, большевиков и интеллигенцию, а о чем-то совсем другом. «Известия» разбирались в этом вместе с публикой.
Возникает из недопетости
…И вот Шариков слезает с операционного стола. Спектакль начинается на самом деле только здесь, до этого он как бы неторопливо собирался — из единственной декорации в виде гостиной Преображенского, из актеров, которые постепенно входили в образы, из рабочих сцены, которые потом не раз на нее еще выйдут в качестве эпизодических персонажей. Из настоящей собаки, очень симпатичной, лохматой, огромной. Зрелище складывается подобно мозаике из «хаоса», что только усиливает сходство этого сюжета с «Франкенштейном» Мэри Шелли.
То есть Шариков — это не просто человек с пересаженным мозгом бродячего пса: он соткан из всего того, из чего сделан весь окружающий мир. Такая энциклопедия советской жизни, которой, впрочем, еще предстоит себе осознать. Как Белле из «Бедных-несчастных», сравнение с которыми настойчиво напрашивается во время спектакля, что подчеркивает его универсальность, современность, неожиданный диалог с другими актуальными текстами.
Шариков рождается на наших глазах не только на уровне внешнего мира, но и телесно. На двух ногах он начинает ходить не сразу — ему помогают костыли, за которыми он подтягивает ноги (хочется сказать «задние лапы»), не доставая до пола даже носками. Видно, какую боль он терпит. И видно, что никто на эту боль не обращает внимания. Преображенский и Борменталь скучно обсуждают квартирный вопрос, Зина и Дарья Петровна ведут хозяйство. За окнами (то есть где-то во тьме закулисья = в пучине отечественной истории) строится новое общество, всё витально, напряженно, полемично. Кому какое дело до эксперимента, который вроде как удался, да не очень, потому что Преображенский ищет секрет бессмертия, а вовсе не возможность превращать собак в людей. Зачем, если и людей-то слишком много, девать некуда, селить некуда, претендуют на комнаты профессора, а ему и так мало.
Похоже, Антон Федоров решил полностью переосмыслить (или, может быть, наконец-то понять правильно?) булгаковскую повесть. Его спектакль демонстративно отличается и от фильма Бортко, и от главного МТЮЗовского хита прошлых лет — «Собачьего сердца» в постановке Генриетты Яновской, она выпустила его еще до фильма, в мае 1987 года. Это размышление современного человека на том языке, на котором говорят здесь и сейчас. Речь не о языке персонажей, который временами, как это бывает у Федорова, скатывается в невнятное бормотание (ход, которым в кино пользуются Сокуров и Герман), а о языке самой постановки, теми кодами, которыми она с нами общается.
Детские шалости
Вот, сидит профессор Преображенский в исполнении Игоря Гордина. И видно, что, хотя его временами бесит вульгарность и пошлость наступившей эпохи, он не испытывает страха. Наоборот, он почему-то в статусе сильного мира сего. Его боится Швондер, ему не страшны никакие уплотнения, на его столе всегда яства. Преображенский с утра до вечера потягивает дорогое спиртное и занят тем, чтобы совершать открытия фаустовского уровня. Его не тяготит ответственность интеллигенции перед народом или перед страной, он не занят вопросом, уезжать или оставаться — у него лично всё хорошо.
Шарикова играет Андрей Максимов (он не только полный тезка, но и сын писателя и телеведущего Андрея Максимова), которого публика уже знает по ролям в «Фишере» и «Слове пацана». Артист, который умеет быть зловещим, задумчивым и, оказывается, очень веселым, смешным. Невероятно пластичный, он «учится» человеческим пластике и мимике так, что дал бы фору Уиллему Дефо.
Может, это громко сказано, но никак не ожидаешь от Шарикова таких акробатических движений, при этом совершенно логичных в рамках данной роли. Это существо пробует быть не просто человеком, а разными типами человека. Например, музыкантом — и Максимов исполняет на гитаре блюз в стиле Леонида Федорова, а Преображенский в это время громко ворчит, что вообще-то у Булгакова была балалайка, а не электрогитара. Или он становится гангстером, выхватывающим маузер при первом же малейшем поводе. Пьяницей, который таскает домой собутыльников. Сотрудником службы «очистки» города от бездомных животных. Активным гражданином, строчащим доносы. Только вот на войну, громко заявляет Шариков, он точно не пойдет, чем вызывает всеобщую оторопь — в том числе в зрительном зале. Но все его «маски» — понятные ролевые модели, ни в одной из них он не задерживается надолго. Возможно, потому что ни одна из них не дает ему в полной мере почувствовать себя человеком.
А ведь в этом, пожалуй, и есть главное, о чем размышляет в этом спектакле режиссер. Что такое быть человеком? Очевидно, это не означает быть пролетарием, но и интеллигент тоже не обязательно человек. Борменталь и Преображенский — существа, которым тоже не помешало бы слегка очеловечиться. Служанка Зина относится к Шарикову с сочувствием и пониманием, как к псу или как к маленькому ребенку. Он к ней лезет под юбку и даже насилует, а она не осуждает — что возьмешь с несмышленого? То же с Дарьей Петровной, которая, как героини Киры Муратовой, по сто раз повторяет одинаковые фразы: для нее Шариков — тоже просто «малец».
Очевидно, что среда, в которой оказался пес в теле человека, не способствует тому, чтобы там именно стать человеком. Чтобы быть «воспитанным» — не просто так многие сцены в спектакле напоминают рассказы об инклюзивном образовании, об «особенных детях», да и о нормотипичных подростках тоже. «Отец» Преображенский не принимает «трудного ребенка» Шарикова, а тому так нужны любовь и забота. Антон Федоров делает всё, чтобы в родителях в зрительном зале зашевелилась совесть. Чтобы они ощутили личную ответственность за Шарикова, перенеся на него собственные отношения с детьми. А еще — чтобы поняли, что из красивого пса не всегда стоит делать некрасивого человека.
И всё же к финалу из отношений отцов и детей нас вновь переключают на проклятые вопросы о народе, об интеллигенции, о России и ее пути, о выборе и ответственности. Кто виноват? Все виноваты. Что делать? Непонятно. Прав ли кто-то? Похоже, никто. Лучше быть хорошим псом, чем ужасным человеком? Да вот вряд ли. Пес — это путь к кормушке, человек — путь к Человеку, даже если мало кто хочет этим путем идти. И все эти мысли действуют так сильно, такой дают «сарафан», что на «Собачье сердце» во МТЮЗ уже невозможно попасть. На ближайшие месяцы все билеты раскуплены, и это уже придает постановке почти культовый статус. Пожалуй, в театральной Москве по такому успели соскучиться. А МТЮЗ в очередной раз продемонстрировал, что среди последних оставшихся бастионов у него еще приличный запас прочности. И амбиций.
