Незадолго до решения СНК, в 1932 году, в Загорске (ныне Сергиев Посад) учредили научно-экспериментальный институт игрушки, позже получивший статус всесоюзного НИИ. Подобного не было нигде в мире. «Производство игрушек поставили на научную основу, — рассказывает aif.ru основатель и гендиректор Московского музея дизайна Александра Санькова. — Разработанные в Загорске эталон-макеты отправлялись на заводы по всей стране, где изделия запускали в серию. А если завод хотел сделать игрушку по своему проекту, он должен был защитить его на художественно-техническом совете института».
В Институте работали психологи, педагоги, там была игротека, где дети могли брать любые игрушки, а специалисты наблюдали: что выбирают чаще, как ребёнок взаимодействует с предметом, что в нём может сломаться, какие детали надо изменить. Был даже отдел, где изучали звучание игрушек: как мишки должны рычать, а куклы говорить «мама».
Но воспитательная функция, конечно, была важнее всего. «Игрушки в СССР были одним из средств идеологической работы. Правильных советских граждан нельзя было вырастить без правильных игрушек», — продолжает Санькова.
Отражение эпохи
Взять те же куклы. Вместо изящных, но однообразных красоток дореволюционного образца появились самые разные типажи: красноармейцы в будёновках, матросы и почтальоны, работницы в красных косынках… Когда вся страна следила за эпопеей челюскинцев в Арктике, ряды игрушек пополнили белые мишки. Когда в 1957 году в Москве проходил Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, вышла серия игрушек на тему интернациональной дружбы — куклы-негритята, куклы-азиаты. Когда Хрущёв съездил в США и «заболел» кукурузой, новогодние ёлки советских граждан украсили маленькие початки. СССР стал покорять космос — и космическая тема сразу нашла отражение в игрушках: фигурки Белки и Стрелки, пластмассовые космонавты-дутыши, ракеты всех форм и размеров… В моей памяти до сих пор жив восторг, вызванный жёлтым луноходом с огромными колёсами, который мне, провинциальному мальчишке, привёз отец из командировки в столицу. Это чудо техники с проводным пультом управления и мигающими лампочками немедленно стало хитом моей коллекции игрушек.
А ещё, конечно, дети играли в войнушку — это была не просто забава, а, по сути, подготовка к службе в армии, к обороне от новых врагов. У каждого уважающего себя пацана были и пистолеты, и солдатики, и танки с пушками — из металла, как настоящие. Игрушечная гаубица наводилась на цель с помощью двух «крутилок» — одна перемещала ствол вверх-вниз, другая — влево-вправо. А заряжать орудие можно было, например, использованными стержнями от авторучек. Именно такими «снарядами» автор этих строк в детстве обстреливал наступавшие шеренги своих солдатиков… «Почему в СССР было много металлических игрушек? Потому что ценилась долговечность, — отмечает Санькова. — Считалось, что игрушку можно купить один раз, играть ею всё детство, а потом передать детям и внукам».
Голыш против Барби
Многие советские игрушки были «неубиваемыми» и потому, что их делали на оборонных предприятиях. Миниатюрные копии боевой техники производил, например, Тульский патронный завод. На игрушечной сковородке — побочной продукции другого завода — можно было и в самом деле пожарить яичницу. Настоящая школа будущих домохозяек…
А металлические конструкторы с настоящими винтиками, болтами и гайками? Это уже была школа будущих инженеров. Может, как раз оттого, что сегодня такими почти не играют, в России и возник дефицит инженерных кадров? «Конечно, интерес к будущей профессии закладывается в детстве, — согласна Александра Санькова. — И у игрушек тут огромная роль. Советские мальчишки играли в космонавтов, пожарных, водителей, строителей — был, например, чудесный набор “Архитектор”. Девочки играли не просто с куклой, а с куклой-учительницей, куклой-врачом — и для этого выпускался набор “Кукольный доктор”. Это современная Барби просто сидит в кукольном доме и примеряет наряды, а тогда каждая кукла должна была делать что-то полезное. Дети понимали, что все должны иметь профессию, все должны работать».
Пресловутая Барби вообще, похоже, задевает специалистов за живое. «Я помню, мне было лет семь, когда бабушка привезла мне из-за границы Барби — у нас их тогда ещё не продавали. Я сначала дико её стеснялась: у Барби была большая грудь, она выглядела как взрослая женщина. Я не понимала, как с ней играть, спрятала её подальше. И только потом, когда эти куклы стали у нас модными, про неё вспомнила», — рассказывает Санькова. По её словам, главный изъян западной игрушки в том, что она настраивает девочек не на заботливое материнство, а на потребление. «В образе Барби девочка представляет себя. Вот она выросла, вот у неё появился красивый муж Кен. Вот они купили большой дом, купили по шикарной машине, купили кучу одежды. Так с детства воспитывается консьюмеризм. Ребёнку внушают: есть деньги — будешь иметь всё, нет — будешь неудачником… А у советских детей был малыш-голыш, к которому не прилагалось вообще ничего! Хочешь — сшей ему сам одежду, хочешь — построй своими руками домик. Это была осознанная парадигма: желаешь чего-то добиться — трудись, придумывай, созидай».
Гена и девочка из шара
Перечислить все любимые советскими детьми игрушки невозможно. У кого-то это была железная дорога, у кого-то — педальная машина, одна из самых дорогих игрушек в СССР. Маленький, но почти «всамделишный» «Москвич» стоил около 30 рублей, за эти деньги можно было купить два фотоаппарата «Смена-8М». Пластмассовый крокодил Гена стоил, конечно, на порядок дешевле, но и он был всеобщим любимцем, что очень удивляло иностранцев — не могли они взять в толк, как нормальный ребёнок может играть с крокодилом? Опять «загадочная русская душа»…
Соперничать с Геной в популярности могла разве что неваляшка — настоящая легенда советского «игрушкостроения». Неваляшка тоже дитя оборонки, её выпускал и до сих пор выпускает Тамбовский пороховой завод. Говорят, что диаметр шаров, из которых состоит тело неваляшки, даже совпадал поначалу с самым ходовым калибром снарядов — 122 мм: на случай, если игрушечную линию придётся переоборудовать под выпуск боеприпасов…
«Неваляшку вообще можно назвать символом России: сколько ни пытаются её завалить, она всегда поднимается, — философски замечает Александра Санькова. — Причём прообразом неваляшки стал другой наш национальный символ — матрёшка. Такая вот преемственность».
