«На костях» и посреди болот? Как на самом деле строили Петербург

Санкт-Петербург, первая имперская столица России, за три века своей истории оброс множеством легенд и мифов, которые начали появляться с того самого момента, когда Петр принял решение о закладке нового города.

В день 321-й годовщины основания Петербурга наше издание решило разобраться — правда ли, что город возник на пустом болоте, летал ли орел над Петром во время основания города, почему дворец Меншикова оказался шикарнее дома самого императора, нужно ли опасаться проклятия Евдокии Лопухиной?

Орел над Заячьим островом

Из исторических хроник известно, что решение об основании нового города царь-реформатор принял после взятия крепости Ниеншанц, стоявшей на нынешнем Охтинском мысу. По легенде, 16 мая (27 — по новому стилю) Петр отправился в поездку по новым землям, и прогуливаясь по острову Ени-саари (ныне Заячий остров), вдруг остановился, вырезал солдатским штыком два куска дерна, положил их крестом и сказал: «Здесь быть городу»! В это время в небе появился орел и начал парить над царем, он следовал за Петром повсюду, а затем исчез.

Легенда, безусловно, красивая, но историки очень сомневаются в том, что такие события могли быть в реальности. Достоверно известно, что 16 мая Петра на Заячьем острове не было. В Преображенском походном журнале указано, что в этот день царь находился в устье реки Сясь. Следовательно, и орел над ним летать не мог, тем более что эти птицы в приневских землях вообще не водились.

Выбор же места под основание крепости (позже ставшей Петропавловской) был обусловлен рациональными соображениями — военный совет во главе с Петром I решил, что захваченный Ниеншанц «не гораздо крепок от натуры» и для обороны не подходит.

Он был довольно далеко от моря, и у шведов оставалась возможность укрепиться на одном из островов дельты Невы. Русские тогда все равно оказались бы отрезанными от моря. А вот Заячий остров, расположенный у разветвления Невы на два рукава и недалеко от моря, годился для того чтобы удерживать неприятеля гораздо больше.

Но легенда абсолютно правдива в той части, что Петр действительно лично исследовал все острова в дельте Невы, и именно за ним было последнее слово в решении об основании крепости.

Острова из свай

Согласно последующим легендам, Петербург был основан на болоте. На топком месте, где никогда и ничего не было. Поэтому в финских преданиях о создании города Петр Первый выступает в роли могучего полубога, совершающего деяния, неподвластные простым смертным.

«Царь собрал своих вейнелейсов (русских. — Прим. ред.) и говорит им: “Постройте мне город, где бы мне жить было можно, пока я корабль построю”. И стали строить город, но что положат камень, то всосет болото; много уже камней навалили, скалу на скалу, бревно на бревно, но болото все в себя принимает и наверху земли одна топь остается. Между тем царь построил корабль, оглянулся: смотрит, нет еще его города. “Ничего вы не умеете делать”, — сказал он своим людям и с сим словом начал поднимать скалу за скалою и ковать на воздухе. Так выстроил он целый город и опустил его на землю».

На самом деле место, на котором появился Санкт-Петербург, всегда было достаточно оживленным.

Не считая самой крепости Ниеншанц, только на территории исторического центра современного города историки насчитали около 40 поселений, многие из которых были основаны задолго до прихода в эти края и русских, и шведов.

К примеру, на месте Адмиралтейства в XVI веке находилось безымянное шведское поселение, в устье Фонтанки стояла деревня Каллила, впоследствии русифицированная в Калинку, а в районе Смольного располагалось русское село Спасское.

Название Васильевского острова связывают с неким рыбаком Василием, с которым царь состоял в переписке, но на самом деле это название упоминали еще в 1500 году в переписной окладной книге Водской пятины великого Новгорода.

Однако трудности со строительством нового современного города на топких берегах Невы действительно были.

«Главные материалы все были завозные — камень (дикарь), песок, известь, дерево (хотя поначалу рубили сосны по островам — на месте Академии художеств был сосновый бор), изразцы и кирпич везли из Голландии, пока голландцы не построили кирпичный завод, фашины (связки прутьев для укрепления насыпей) резали по болотам, а главное — били сваи, тысячи свай. Все главные здания вдоль Невы стоят не просто на сваях, а на “островах” из плотно забитых друг возле друга свай», — сообщает петербургский историк Евгений Анисимов.

Крестьяне и пленные

Одной из «черных» легенд, связанных с основанием Петербурга, остается представление о том, что город стоит, в прямом смысле слова, на костях его строителей, которыми были шведские военнопленные, каторжане и крепостные крестьяне, согнанные со всех концов страны и умиравшие от невыносимых условий жизни в болотистой местности. Однако когда в 2014 году при проведении раскопок археологи обнаружили коллективное погребение начала XVIII века, то эта картина изменилась.

Антропологические исследования останков подтвердили, что у первых строителей города был особенно развит плечевой пояс — это говорит о том, что они совершали тяжелые рубящие движения, причем работали именно топором, а не другими предметами.

Среди них было много мужчин в возрасте до 20 лет и старше 40 лет и почти нет людей трудоспособного возраста от 20 до 40 лет. Это, по мнению ученых, говорит о том, что крестьяне, несмотря на указ царя, старались уклониться от работ по строительству Петербурга, посылая на них либо совсем молодых, либо уже представителей старшего поколения. Соответственно, ни пленных шведов, ни каторжников среди них не было.

Строители работали в трехмесячных сменах, после каждой из которых могли или остаться, или уйти домой. Большинство оставались: правительство платило рубль в месяц, что было средней оплатой труда в то время.

Что касается смертности среди работников, она составляла 7−8 процентов и была обычной для тех времен. До этого, еще в 1950-е годы, советские историки провели раскопки на месте крупных строек ранних лет Петербурга и не нашли массовых захоронений.

Наоборот, они в основном натыкались на ямы с костями и объедками, то есть работников регулярно и сытно кормили. При этом известно, что труд пленных шведов все-таки использовался — но в первую очередь при возведении Петергофа.

Климат не испугал

Любопытно, что жалобы на петербургский климат начались сразу же. Сподвижникам Петра не нравился слишком длинный световой день — «солнце здесь зело высоко ходит», а также периодический подъем воды. Самого царя происходящее — включая подтопления — только веселило. В сентябре 1706 года прямо в его комнате стояла вода, а на противоположной стороне по улицам на лодках плавали горожане.

Как пишет очевидец, Петру «зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям будто во время потопа сидели». Впрочем, некоторые коррективы в строительство города все же пришлось вносить.

Изначально Петр хотел застроить Петербург по подобию своей любимой Голландии домами в стиле «фахверк» (каркас из бревен заполнялся глиной и кирпичами с несущими балками наружу), однако от идеи отказались — в петербургском климате такие дома зимой промерзали, поэтому пришлось переходить к более основательному строительству.

Дворец и хижина

Самым роскошным зданием первых лет существования Петербурга стал Меншиковский дворец. В сравнении с ним небольшой домик Петра Первого, который выполнен из дерева, раскрашенного под «кирпич» выглядит хижиной простолюдина. Многие объясняют такое несоответствие тем, что Меншиков-де наворовал денег из казны, а сам царь был лично очень неприхотлив.

Однако все не так просто. Петр действительно любил небольшие помещения, в которых чувствовал себя уютно, однако чаще всего они были богато украшены, а мебель в домах стояла самая дорогая. При этом дворец Меншикова служил для встреч официальных делегаций, и Петр совершенно свободно в нем распоряжался.

«Меншиковский дворец только формально был Меншикова, это был дворец приемов, и когда Петру было нужно, он забирал оттуда мебель, посуду», — рассказывает Анисимов.

Кстати

Существует легенда про проклятие, наложенное на Петербург первой женой Петра Первого Евдокией Лопухиной. Царь отправил ее в монастырь, и, по преданию, во время насильственного пострижения в монахини несчастная женщина прокричала: «Петербургу быть пусту!».

Однако историки напоминают, что царицу заточили в монастырь в 1698 году — еще до начала Северной войны, за несколько лет до завоевания Ниеншанца и решения о строительстве нового города. Так что такого предсказания от нее прозвучать не могло.