Выставка, подготовленная Отделом истории русской культуры Эрмитажа, вобрала почти 200 произведений
Перебраться на побережье Белого моря и прилегающие районы людей вынудили гонения, которым власти подвергли противников реформ патриарха Никона после раскола Русской православной церкви в середине XVII века. Тогда часть верующих сочли правку священных текстов ересью и, желая сохранить надежду на Спасение, укрылись на Севере, продолжая соблюдать прежние традиции.
Поселение староверов не было маленьким убежищем в лесах, о котором никто не знал, — хоть официальные данные о численности жителей и были минимальными.
«По подсчетам историков, к середине XVIII века в двух выговских общежитиях — женском и мужском монастыре — и в окружающих скитах, которых было больше 20, проживало почти 12 тысяч человек. Это огромное число!» — рассказывает куратор выставки Анна Иванникова, старший научный сотрудник Отдела истории русской культуры Эрмитажа, хранитель коллекции поздней русской иконописи.
В целом Выгореция занимала обширные территории на Русском Севере, владея рыбными, зверобойными и соляными промыслами на Белом море и на озерах Карелии, а торговала с такими достаточно отдаленными территориями, как Новая Земля и Грумант (Шпицберген).
«Они распространяли свое влияние не только на территорию всей России (потому что поморские общины располагались во всех крупнейших городах страны), — а даже и за ее пределы: в Прибалтике были поморские общины, в Турции».
Почему староверов долгое время не трогали? В петровское время из-за умелой политики первых настоятелей Выговской пустыни — братьев Денисовых.
«Они, во-первых, смогли найти подходы к Меншикову, который был ответственен за этот регион, и, во-вторых, были “рудознатцами” — то есть могли найти руду, — продолжает Иванникова. — А шла Северная война, была нужна медь для оружия. Поэтому выговцы были приписаны к петровским заводам, которые тогда только были созданы. И они нашли медные залежи и месторождения не только в Карелии, но и на Урале, — то есть, по сути дела, спасли страну в тяжелых условиях, когда нужно было ковать оружие».
Выговская обитель была важным просветительским центром. Есть даже сведения, подтверждающие гипотезу, что именно там первоначальное образование мог получить Михаил Ломоносов, прежде чем идти в Москву. При этом старообрядцам на протяжении двух столетий было фактически запрещено подниматься выше купеческого сословия. Но со временем начались послабления.
«Можно сказать, что со старообрядчеством связано своеобразное экономическое чудо Российской империи, — рассказывает куратор выставки. — Огромные капиталы, которые были созданы, большое количество налаженных связей в финансовых сферах и во многих сферах промышленного производства — это были именно старообрядцы, потому что для них характерно трудолюбие, какое-то правильное отношение к жизни, отсутствие излишеств. Эти люди пытались сохранить и свою душу, и свое тело в каком-то таком праведном состоянии, и, безусловно, это сказывалось на работоспособности и на всех других сферах. Вспомним, например, тех же самых Щукиных и Морозовых, — ведь это же всё выходцы из старообрядческой среды».
«Золотым веком» обители были 1720-е — 1740-е годы — высокого развития в ней достигла и духовная мысль, и иконопись, в которой сложился так называемый «поморский пошиб» — стиль с лаконичной манерой письма, сдержанным колоритом, графичностью темных линий и общей выразительностью пейзажей.
К этому времени как раз относятся иконы, представленные в центре выставки в Манеже Малого Эрмитажа. Три из них размещены по одну сторону стенда и одна — с обратной стороны. Это неспроста: ранее они именно так располагались на Святых вратах Выгорецкой обители, въездных. Это трехфигурный Деисус 1730-х годов (самый ранний известный сегодня памятник Выговского иконописания) и образ Богоматери Тихвинской первой четверти XVIII века.
Как они, и выговецкие иконы в принципе, попали в Эрмитаж? Это заслуга первооткрывателя этого искусства Василия Дружинина и сотрудника музея Федора Каликина, старообрядца и реставратора, имевшего связи на местах и ездившего туда по заданию Дружинина и привозившего большое количество произведений.
«У Дружинина оказалась колоссальная по объему коллекция, где были и рукописные книги, и иконы, и медное литье, и резные деревянные иконы, настенный лубок — она в общей сложности насчитывала больше 2000 предметов, — рассказывает Анна Иванникова. — Но, к сожалению, в советское время произошло много печальных событий с коллекционерами, и Дружинин был репрессирован в 1930 году, прошел через соловецкие лагеря. И его собрание (так происходило с целым рядом репрессированных лиц) распылилось по разным музеям — при этом старались стереть саму память о первоначальном владельце. Поэтому восстановление частей разного собрания заняло время, и не одного поколения исследователей. С разных сторон они старались понять: куда могло пропасть такое глобальное по размерам собрание? И у нас оказалась очень важная его часть».
Как же, глядя на икону, отличить, что она — старообрядческая?
Во-первых, об этом говорит сам стиль исполнения: иконы из обычных храмов в XVIII веке уже выглядели почти всегда барочно, почти сравнявшись с живописью на религиозный сюжет («У нас при Екатерине II в Лавру, в Троицкий собор, привезли огромное количество картин из Эрмитажа на разные религиозные сюжеты с изображением святых, и это было нормой, причем это были в основном западные мастера», — напоминает куратор). Старообрядческие же иконы писались в традиционной технике, с сохранением всех правил (плоскостность, локальность цветовых сочетаний).
Во-вторых, отличалось даже написание имени Иисуса Христа: реформами Никона в имя была введена дополнительная буква «и», а старообрядцы сохранили древнее написание — Исус.
Ну и, наконец, под запрет попал целый ряд сюжетов.
«В чем парадокс всего старообрядческого искусства? — объясняет куратор. — Сейчас исследователи, внимательнее посмотрев на “репертуар”, который встречается не только у выговских мастеров, но у многих старообрядцев, поняли, что зачастую был важен факт запрета какого-то сюжета или какого-это элемента. Например, если на Большом московском соборе 1666 года или указами Синода 1720 годов что-то запрещалось, — старообрядцы очень часто в качестве формы протеста продолжали это сохранять в своем искусстве».
Так, среди запрещенных сюжетов — изображение господа Саваофа в виде убеленного сединами старца с надписью «Саваоф» (правда оно всё равно было неискоренимо и в официальной церкви), двуперстия, изображения Святого духа в виде голубя, слетающего в сцене благовещения к Богоматери, изображения Иоанна Предтечи с крыльями… Если такие иконы находили — их изымали.
«Было утрачено понимание глубокого символического замысла этих произведений, этой древней иконографии, и это было запрещено, хотя веками разрешалось и, безусловно, было понятно, находило свое логичное объяснение. Но что-то в обществе произошло, и многие моменты были признаны неверными. Вы знаете, всегда можно понять логику людей, но когда ты смотришь на абсурдность некоторых мер (сейчас мы говорим про разные сферы) и сопоставляешь факты, безусловно, это вызывает истинный протест внутри: а почему раньше было можно?» — рассуждает сотрудница музея.
«Вот святитель Модест, архиепископ иерусалимский, — продолжает куратор. — Представлен один из его текстов, где дьявол обращался то в змия, то в пса, постоянно отравлял источник воды, откуда пили животные, и животные в итоге заболели и умерли. А он их воскресил. Этот сюжет был широко распространен, особенно в северных регионах, где одним из основных занятий было скотоводство, и святитель Модест считался покровителем животных. Были зафиксированы различные чудеса. И святой Синод, рассмотрев свидетельства, их не принял, и решил запретить изображения святого Модеста “с скотскими стадами”, как это было написано в документе. Поэтому подобные иконы тоже изымались, хотя перед вами образ вообще XVII века».
«Или вот, интересный сюжет — встреча Иоакима и Анны у Золотых ворот, — переходит к другому экспонату на выставке научный сотрудник Эрмитажа. — Престарелые родители долго пытались завести дитя, и в этот момент они узнают, что у них скоро появится дочь, Мария, — и они изображены целующимися. Вот эта иконография — очень древняя, которую мы видим на очень многих древних иконах, — тоже была запрещена указами святого Синода. И вы ее уже никогда не увидите: целующимися было запрещено изображать святых Иоакима и Анну».
При этом интересно, что старообрядцы, изображая какие-то запрещенные Синодом мотивы, всегда в верхней части располагали выдержку из священного писания, которой подкрепляли сюжет, как бы доказывая справедливость его изображения.
Выставка богата не только иконами, но и другими видами искусства — здесь есть поморские рукописи, рисованный лубок, резные доски (ранее считалось, что они были исключительно намогильными, но потом ученые выяснили, что это не так) и, конечно, медное литье. Оно, кстати, тоже было запрещено.
«Здесь было две причины: первая, очень важная, это, безусловно, Северная война,
которую вело государство, и нужна была медь, — рассказывает Иванникова. — Вторая причина — это широта распространения: любое литье, отливка, является массовым производством, это означало широту распространения, скажем так, неправильных иконографических схем, какой-то идеологии, которая была под запретом. Поэтому медное литье всегда тщательно скрывалось и чаще всего изымалось. Так что если вы знаете, что у ваших родственников, у ваших бабушек есть какой-то медно-литой крест или, например, складенёчек, скорее всего, какие-то отголоски старообрядческой культуры были и в вашей семье. Пока мы монтировали выставку, очень много наших сотрудников приходили и, увидев её, начинали вспоминать, у кого какие родственники были старообрядцы».
Алина Циопа, «Фонтанка.ру».
