В 1976-м председатель КГБ Юрий Андропов направил в ЦК КПСС записку, где в первых же строках вывел формулировку, не утратившую актуальности и по сей день: «С одной стороны, вокруг Глазунова сложился круг лиц, который его поддерживает, видя в нём одарённого художника. С другой — его считают абсолютной бездарностью, человеком, возрождающим мещанский вкус в изобразительном искусстве».
С течением времени фигура Ильи Сергеевича обрела какой-то невероятный масштаб — при обсуждении его картин всё чаще можно встретить определение: «Величайший русский художник-реалист XX века, наследник и продолжатель академической традиции отечественного искусства». То же самое касается и противоположного лагеря, просто там в ходу иные определения: «Величайший обманщик, плохой художник, который толком и рисовать-то не умел, хоть и создал около трёх тысяч картин».
Рука мастера
Глазунов — тот редкий случай, когда обе стороны правы. И одновременно неправы. Прежде всего разберёмся с самым тяжким обвинением в адрес художника: «Рисовать не умеет». Тут вопрос тонкий. Лучшим рисовальщиком русской школы искусств был Павел Чистяков — он полвека преподавал в Академии художеств и обучал таких классиков, как Репин, Суриков, Поленов, Васнецов… Так вот, по мнению профессора, Васнецов рисовать толком не умел. Но художника Васнецова знают все, а Чистякова — только профессионалы.
Потому что художнику важно не «уметь рисовать», а иметь манеру. С этим у Глазунова полный порядок — его руку узнаёшь сразу. Вот иллюстрации к Достоевскому, что произвели фурор на первой выставке Глазунова в 1957 году. А вот знаменитая картина «Сто веков», написанная в 1988 году. Жанры абсолютно разные. А манера — Глазунова. Одухотворённые лица, почти лики, глаза-озёра, всё на пределе — ещё чуть-чуть, и падение в слащавую пошлость. Но фокус в том, что Глазунов не падает. Потому что в противном случае ему не заказывали бы свои портреты такие знаменитости, как, например, актриса Джина Лоллобриджида. Между прочим, она хотела стать скульптором, обучалась в Римской академии изящных искусств и могла отличить хорошего художника от плохого. Вот какой надписью актриса сопроводила своё фото, подаренное в 1963-м русскому живописцу: «Я встречала многих художников, но никому из них не удавалось поразить меня, как Илье Глазунову, своим трогающим душу великим искусством…».
Стало быть, правда всё-таки за теми, кто считает Глазунова «великим реалистом и наследником академической школы»? Тем более что и сам он говорил: «Мои любимые художники — Александр Иванов, Василий Суриков, Михаил Нестеров, Виктор Васнецов, Борис Кустодиев»…
Нет. Тут правы те, кто называет Глазунова «великим обманщиком». Ведь говорить о своей принадлежности к «школе русского реализма» Илья Сергеевич мог сколько угодно. Но на деле он был ярчайшим представителем контркультуры. Можно сказать, титаном поп-арта, одного из самых авангардных направлений искусства XX века. Кто не верит — пусть сначала посмотрит на обложку альбома группы «Битлз» «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера», где соседствуют Карл Маркс, Мэрилин Монро, Махатма Ганди и Альберт Эйнштейн. А потом — на картину Глазунова «Мистерия XX века», где помимо перечисленных фигурируют и сами «Битлз»…
Взрыв традиции
Да, Глазунов — это чистой воды контркультура, нацеленная на провокацию и скандал. Он последователь тех, кого на словах проклинает, — русских футуристов, которые ломали форму и создавали вокруг своих работ ажиотаж. Но он не подражает им. А вот американские деятели контркультуры подражали нашим бунтарям 1920-х. Тот же Энди Уорхол, эта «икона поп-арта», заявлял: «Я хотел быть машиной». Сравните его изречение со строками из романа «Зависть» Юрия Олеши от 1927 года: «Я хочу быть машиной. Зависть взяла к машине — вот оно что»…
Словом, по форме Глазунов — самый что ни на есть авангардист. А вот насчёт содержания — разговор особый. Контркультура отвергает доминирующие правила, нормы и моральные устои, предлагая взамен противоположность. Грубо говоря, в пуританской некогда Америке деятели авангарда объявляли себя атеистами, а то и сатанистами. Но какова тогда контркультура в СССР? Правильно — в подчёркнуто светском, атеистическом государстве она просто обязана быть подчёркнуто христианской. Именно поэтому Глазунов всю дорогу давит на акселератор высокой духовности. В начале пути он иллюстрирует богоискателя Достоевского — писателя, с точки зрения советской идеологии, сомнительного. В расцвете творческих сил Глазунова, в 1978-м, появляется картина «Мистерия XX века», где фигура Христа доминирует над остальными персонажами, а их 2341… И не будем забывать, что именно Илья Сергеевич был одним из главных инициаторов создания Всероссийского общества охраны памятников, где особое внимание уделялось восстановлению зданий Русской православной церкви.
Но и потом, когда церковь вступила в свои права, а государственный строй поменялся, контркультура Глазунова никуда не делась. На его картине «Сто веков» присутствует мифическая гора Хараити — её среди прочих почитают священной нынешние неоязычники, возводящие Русь к неким «славяно-арийским племенам», описанным в «Велесовой книге», этой заведомой фальшивке. Кстати, Глазунов считал её подлинной и всячески продвигал. Ну, а жутковатое полотно «Рынок нашей демократии», созданное им в 1999 году, и вовсе отвешивает тогдашнему общественному укладу звонкую оплеуху…
Вместо эпилога
Вслед за Карамазовым
Глазунов всю жизнь упрямо гнул свою линию — линию контркультуры. Да, со стороны может показаться, что он был поборником не просто традиционных, а сверхтрадиционных ценностей. Так, Илья Сергеевич заявлял, что он убеждённый монархист и считает эту форму правления лучшей для России. Но как-то раз проговорился, назвав своим любимым литературным героем Алёшу Карамазова. А ведь этот персонаж романа Достоевского только на первый взгляд кажется ангелом во плоти. В ненаписанном продолжении «Братьев Карамазовых» именно Алёша должен был явить свою бунтарскую душу во всей красе, о чём заявлял сам автор: «Подождите продолжения. В нём Алёша уйдёт из монастыря и сделается анархистом. И мой чистый Алёша — убьёт Царя…».
Константин Кудряшов
