Наш странный мир зашел в цифру очень далеко: можно спокойно стримить что угодно практически из любой точки нашей планеты, было бы желание. Слушать любую из сонат Моцарта или баховских фуг с телефона на прогулке с собакой или в лифте между первым и третьим этажом. И тут совершенно внезапно фокус внимания переходит к пластинкам.
Щелчок иглы, характерный треск, плотный черный круг с перламутровыми разводами с наклейкой по центру. От всей конструкции пахнет пылью, старинным пластиком, и полированным деревом, временем и чем-то неуловимо далеким. Казалось бы, что это вообще за архаика — и кому она может быть интересна, это даже не вчерашний день, а вообще другая Вселенная.
А на деле — культурный и эмоциональный ренессанс. Винил не просто вернулся, решительно и бескомпромиссно. Он стал новым символом осознанной неторопливости (спасибо новомодным психологам!), аутентичности и осмысленного прослушивания. И у нас, в стране, где пластинка когда-то была предметом культа, он особенно легко приживается, воссоединяется с корнями, которые казались было утерянными навсегда.
Пластинка в СССР: больше чем звук
В Советском Союзе пластинка была не про музыку — ее можно было послушать и по радио, благо, точки были в каждом доме даже в деревнях. Винил был способом и ключом доступа к иному миру. Вся эта история — про возможность (пусть и на сорок минут) выйти за пределы дозволенного, воспарить над суровой и серой реальностью.
Винил покупали из-под полы и по невероятному блату, меняли на рынках и «тучах», любовно хранили в сервантах между Чеховым и альбомом по архитектуре. Обложки тоже были отдельным декораторским жанром, эти маленькие произведения искусства любовно рисовали вручную, иногда подписывали карандашом. Там можно было увидеть пометки: «слушать в дождь», «не для случайных гостей» (последнее, понятно — чтобы «не палить контору», не показывать, что в доме есть какая-то запрещенка).
Каждый второй городской интеллигент был завзятым меломаном со склонностью к контрабандным приключениям и прижимистостью истого скряги, когда дело доходило до торга или обмена. У каждого имелась свою полка пластинок — над ней чахли похлеще, чем Кощей над своим златом — и, конечно, священный проигрыватель. У одних — «Арктур» и «Вега», а другие были гордыми обладателями польского «Unitra» или — предел мечтаний и черной зависти простого обывателя — «Grundig» и «Telefunken».
Чтобы услышать вожделенный «Led Zeppelin» или что-то более редкое, нужно было не просто хотеть — нужно было выполнить несколько сложных действий, пройти настоящий квест. И это формировало отношение к музыке как к чему-то священному, почти мистическому. Это не было просто сеансом восприятия звуков через уши, это был ритуал, таинственный и выстраданный.
Что слушают на виниле сегодня (и зачем)
Сегодня винил покупают те, кто хочет вернуть себе тот самый звук, ту самую магию. Музыку, которую можно ощутить кончиками дрожащих от гурманского нетерпения пальцами. Достать пластинку, аккуратно вытащить из шелестящего конверта, сдуть благоговейно незаметные пылинки, положить на диск, опустить бережно и точно иглу — почти японский чайный ритуал. Максимальная концентрация внимания, сосредоточенность на процессе, уважение к объекту — куда там современным гуру медитации, там, где они учились, иные меломаны преподавали.
Сегодня слушают на виниле что угодно — Боуи, Баха, Björk, радиоспектакли золотого фонда Гостелерадио. И неважно, насколько современен исполнитель — важно, что сам формат делает весь процесс восприятия музыки другим. Он становится не линейным, а объемным, выпуклым. Пластинка не дает «перемотать» трек на 15 секунд вперед. Она требует слушать сначала до конца. И тем самым — возвращает внимание, в том числе, как ни странно, к себе самому. И это ровно то, чего так мало в эпоху клипов и сторис.
Винил как визуальный и интерьерный объект
Винил — это еще и эстетски невероятно красивая история. Коллекция пластинок в интерьере — это не просто стиль, это маркер принадлежности к определенной культурной страте. Одно дело — плейлист в Spotify (пускай и самый интересный и разнообразный), другое — собрание пластинок у стены…
Виниловые проигрыватели снова продаются, теперь уже как арт-объекты. В них важна не только функция, но и осязаемое звучание эстетики: дерево, латунь, винтажная ручка громкости. Проигрыватель сегодня — как камин в городской квартире: определенно не нужен, да и ставить некуда, честно говоря, но он придает некий неуловимый флер роскоши и той дольче вита, которая была понятна только избранным меломанам.
Мост между эпохами
Для тех, кто родился в СССР, пластинка — это ностальгия. Для тех, кто родился после — это экзотика. Немного смешная и неуклюжая. Но и те, и другие находят в ней точку сборки, потому что пластинка — это реальная возможность прожить музыку как встречу с таинственным миром, пропустить его через себя, ощутить всей своей сущностью.
Советская меломания была глубоко телесной: слушали, лежа на ковре, с закрытыми глазами, иногда с рукой на колонке, чтобы «чувствовать бас». Сегодняшняя мода на винил — это возвращение к тому же сенсорному и чувственному опыту. Своего рода ответ цифровому пресыщению: когда все доступно, обычно хочется того, что требует усилий. Люди, конечно, существа, которые дружат с логикой странным способом. Но других нас у нас нет.
Винил ушел ненадолго в подполье (откуда он и возник, собственно) — и вернулся, когда мы устали от избытка. Он снова звучит — как шелест старой книги и лепестков цветов в руках любимого человека. Как знакомые шаги по деревянному полу, как родной до обморока голос, которому веришь. Это не просто способ послушать музыку. Это способ снова ее услышать.
Оксана Файрклоуг
