Обжорство, успех и квартиры мукбангеров: кто такие и сколько они зарабатывают

Кто такие мукбангеры, почему зрители часто не могут оторваться от этого шоу и чем оно опасно для аудитории и самих звезд фуд-блогинга — в материале ВФокусе Mail.

Кто такие мукбангеры

Они жуют. Молча, с хрустом. Болтая без умолку. Брызгая слюной или аристократически отведя мизинчик в сторону (если в руках вдруг оказывается чашка). Иногда в костюме клоуна, в застиранной майке, в кружевном жабо, а иногда в халате и бигуди. Или вообще а-ля натурель, стоя под душем.

Перед ними — два килограмма лапши или истекающая жиром курица из фастфуда, полуметровый лобстер или неприглядного вида смесь из непонятно чего, но это будет съедено. И мы не можем оторвать глаз, даже отчетливо понимая, что происходит нечто не вполне приличное — хотя бы с точки зрения эстетики и здравого смысла. Это такой вот пищевой вуайеризм, это мукбанг — жанр, в котором объем съеденного важнее смысла жизни. И простого здравого смысла, если на то пошло.

Еда как карьера и драма на камеру

Взять, к примеру, королеву российского мукбанга — и это никакая не метафора, а вполне себе титул, врученный Инне Судаковой из Каменска-Уральского, ныне — жительнице солнечной Антальи. Начав с заливки роликов в «Одноклассники» ради тривиальной экономии памяти на смартфоне, она неожиданно для себя стала героиней YouTube. Без бюджета, без маркетинговых приемов и трюков, без монтажа — и без стыда.

Канал, где она ела пельмени, картошку и хинкали под фирменное «нажралась, аж дышать трудно», густо сдобренное отборным матом, за несколько лет вырос до сотен тысяч подписчиков, монетизировался и позволил ей накопить на квартиру в Турции. Во всяком случае, сама блогер утверждает, что жилье есть (ролики действительно сняты явно в заморских интерьерах), а уж куплены ли те квадратные метры на частно задоначенное, проверить невозможно. Может, и вовсе арендованное.

Так или иначе, мукбангеры по всему миру действительно собирают миллионы просмотров, сколачивают состояния на сгущенке и бургерах и подписывают головокружительные рекламные контракты. В то время как зритель, сжимая кружку овсяного кофе, залипает в очередной ASMR с хрустящими креветками.

ASMR (автономная сенсорная меридиональная реакция) — это особенное физическое ощущение расслабления и покоя, которое у некоторых людей возникает от определенных звуков или зрелищ. Например, от шепота, мягкого постукивания или медленных движений, в том числе при просмотре роликов. Часто при этом чувствуется приятное покалывание на голове, шее или спине, а само состояние похоже на легкую дрему или уютное спокойствие.

Парадокс в том, что по ту сторону экрана — гастрономический цирк, замешанный на холодном коммерческом расчете, а по эту — коллективное гилти плеже в сочетании с самоиндульгенцией. Почему это работает? Что делает нас настолько зависимыми от чужого чавканья?

От лапши до лобстеров — что такое мукбанг?

Мукбанг (от корейского 먹방 — сокращение от «есть» и «трансляция») появился в Южной Корее в начале 2010-х. Это был ответ на особую социальную и культурную ситуацию: в мегаполисах люди работали до ночи, ели абы когда и черт-те что и не испытывали чувства сопричастности. Камера и еда стали суррогатной формой близости для миллионов несчастных одиночеств, разбросанных по Мировой паутине.

Сначала это были простые и понятные, как три рубля, теплые ламповые стримы: нормальный человек просто ел перед веб-камерой, читая комментарии и создавая ощущение застольного общения. Но жанр быстро начал мутировать. Все чаще зрители требовали: «больше еды, громче звуки, ярче шоу» — с времен гладиаторов ничего особо не поменялось. И еду стали превращать в спектакль — точнее, не саму еду, а процесс поедания.

Сейчас мукбанг — это симбиоз ASMR, перформанса, челленджа и фетиш-видео, хотя складывается впечатление, что пик жанра уже пройден, основной хайп идет на убыль. Вместо тарелки — лоток из KFC на 5000 ккал, вместо диалога (или хотя бы монолога человека разумного, бог с ней, с беседой) — звуки слюноотделения, чавканья, шлепанья руками и заглатывания еды со всеми сопутствующими эффектами. Появился даже термин extreme mukbang, где шоу выходит за рамки физиологического комфорта и превращается в испытание на прочность (порой с печальными последствиями).

Многие блогеры начали строить свои трансляции со всем пиететом к законам сценария: с вступлением, кульминацией и иногда даже катарсисом. Правда, традиционно он должен вести к очищению и просветлению зрителя или слушателя, но каковы времена — таковы, видимо, и нравы.

Один из приемов — выложить гору еды на фоне скромной худенькой девушки, вызвать вау-реакцию «неужели она все это съест?» — и таки съесть. Не забыв при этом сделать паузу и пообщаться с аудиторией. Ведь мукбанг — это не только о еде, но и о близости, о «поговорить за ужином» с миллионом незнакомцев.

Зачем мы это смотрим? Психология зрителя

Мукбанг активирует древние механизмы мозга: тут прямо целый букет — и дофаминовое ожидание удовольствия, и жажда подражания ролевой модели, и эффект зеркальных нейронов. Мы буквально «пережевываем» эмоции вместе с героем. Существует даже психологическое определение — насыщение через наблюдение. Нам кажется, что, глядя, как кто-то поедает чизбургер, мы и сами съели половину. Хотя на деле в это время поглощаем что-то другое, сидя перед ноутбуком.

Есть и культурный аспект: в странах, где еда долгое время была дефицитом, созерцание обилия стало почти религиозным экстатическим переживанием. То есть это своего рода гастрономическое благополучие через экран.

Особенно популярен мукбанг у людей, которые находятся в состоянии пищевого ограничения — на диете, в расстройствах пищевого поведения, при стрессах. Ну и кто, скажите на милость, сейчас не страдает этим вот всем в той или иной форме? А смотреть, как другой ест, заменяет самому себе удовольствие, выходит своеобразная эмоциональная компенсация. Это как читать кулинарную книгу ночью: точно знаешь, что не будешь готовить, но все равно не можешь оторваться.

Психолог Джанет Томлинсон в исследовании 2022 года писала: «Для многих мукбанг стал цифровой версией теплого дружеского или семейного застолья. Он снимает ощущение одиночества и возвращает структуру и смысл приема пищи». На деле, конечно, этот суррогат общения бьет еще сильнее — ведь человек, занятый просмотром бесконечных роликов, не пойдет искать себе реального возлюбленного или друга.

А еще есть эффект запретного плода. Пока ты там себе терзаешься и окропляешь горючими слезами салат из трех листиков без соли, кто-то в прямом эфире поглощает чизкейк с беконом — и получает аплодисменты. Это своего рода гастрономическая анархия.

Герои и антигерои жанра

Тут, как и положено, есть свои звезды. Их участь, впрочем, заставляет задуматься. Полюбуйтесь на галерею портретов.

Nikocado Avocado

Самая громкая (и, возможно, самая трагическая) фигура жанра. Николас Перри — родившийся в Херсоне, усыновленный американской семьей и выросший в Филадельфии несостоявшийся музыкант, мечтавший играть в бродвейском оркестре. Но даже третьей скрипкой слева в пятом ряду не брали, поэтому в 2016 году все и завертелось. Стройный на тот момент до прозрачности, эмоционально уязвимый веган с трепетными длинными пальцами скрипача вскоре стал символом мукбанга. Знаменем и апологетом движения.

И его трансформация — это не просто набор веса, это метаморфоза личности в страшную и неприглядную сторону. Публичные ссоры с партнером по бизнесу, дичайшие истерики, крокодильи слезы (не всегда трезвые) на камеру и съеденные килограммы, тонны фастфуда перед миллионами зрителей — все это превратилось в сериал с элементами трагикомедии и фарса.

В пиковые периоды его канал приносил более $50 000 в месяц только на монетизации и донатах. К этому добавлялись жирные спонсорские контракты, мерч, коллаборации. Его роскошная квартира в Лас-Вегасе выглядела как декорация к голливудскому фильму — с фонтаном, псевдодворцовой лепниной в стиле «дорого-богато» и отдельной комнатой для хранения еды. Оборотная сторона медали: мужчина весил под два центнера, стал импотентом и потерял либидо.

Он не просто ел в кадре — он вроде бы разыгрывал травму, боль и отчаяние в прямом эфире. А на деле — проживал по-настоящему. За кулисами — госпитализации, РПП, признания в депрессии и попытки суицида. Но каждое новое видео все равно собирало миллионы просмотров. «Я продал душу за просмотры», — признался он однажды с горечью. И, кажется, никто не стал возражать. Просто на искренние страдания одинокого заплывшего жиром человека никто смотреть не стал бы (своих проблем у всех выше крыши), а вот на шоу с истерическим огоньком было глядеть интересно. И даже платить за него.

В сентябре прошлого года Николас снова всплыл в соцсетях, показал, что сбросил более 115 килограммов за два года, и признался, что проходит курс лечения в психиатрической клинике. А все его ролики были просто социальным экспериментом. Отлично повеселился товарищ, расходимся. Даже психолога звать не нужно, чтобы объяснить, что тут на самом деле произошло, правда?

Banzz

Один из пионеров южнокорейского мукбанга. Тут совсем другой подход — спортивное тело, покер-фейс при поедании огромных порций. Это контраст, который завораживал. Шустрый любитель еды успел построить впечатляющую бизнес-империю, выпустил линейку протеиновых батончиков, а затем оказался в центре скандала: его обвинили в мошенничестве при рекламе. Ну и заодно пошебуршали на тему налогов, репутация пошатнулась — и герой исчез с больших экранов. Успев, впрочем, заработать и благополучно припрятать миллионы в вонах, что равняется сотням тысяч долларов.

Boki Mukbang

Эта миниатюрная женщина с совершенно фарфоровым прекрасным ликом, поедающая гигантские порции, — идеальный вирусный формат. В ее роликах нет пошлости или драмы, только гипнотическая эстетика еды и невозмутимое лицо. Ее, кстати, часто обвиняют в монтаже, мол, она не может съесть столько на самом деле. Но это только подогревает интерес — а подловить на мошенничестве пока не удалось никому.

Она сотрудничала с несколькими азиатскими брендами фастфуда и получила рекламные контракты на десятки тысяч долларов. При этом продолжает играть роль «девушки из народа», сохраняя формат «домашнего» контента.

Русскоязычные звезды мукбанга

Жанр проникает и в русскоязычный сегмент. Форматы — от тихих хоум-видео с борщом и сырниками до «экстрима» с крабами и рыбой фугу. Просмотры — сотни тысяч, аудитория — преданная и охочая до комментариев. Вилка доходов — от 30−50 тысяч рублей за рекламную интеграцию до полноценной монетизации на YouTube (в среднем 150−300 тыс. рублей в месяц, но может быть и больше у отдельных талантливых блогеров).

Инна Судакова

Уже упомянутая в тексте дама — не просто персонаж ниши, а целое явление. Она умудрилась как-то пройти по краю пошлости и китча — и превратила трапезу в искреннюю исповедь. Но даже ее харизма не спасала от побочек жанра: набеги хейтеров, странные посылки (вы когда-нибудь получали набор фаллоимитаторов по почте от поклонников?), утомительные скандалы и перепалки. В какой-то момент женщина явно устала. Или накопила-таки на вожделенную квартиру?

Сейчас она делает видео о жизни, а не о пище и, кажется, впервые по-настоящему сыта по горло. Не только едой — вниманием, свободой, достатком, даже от комментариев она отказалась. Удивительно, но мукбанг, начавшийся как способ «сохранить видео», оказался мостом к новой жизни, где не надо больше съедать все до дна, опустошая и выворачивая собственное нутро наизнанку, чтобы быть замеченной.

Теперь Инна живет в тишине и благополучии, с бокалом вина и чашечкой чая с видом на Средиземное море. Хайп остался в прошлом как трудная, но важная ступень взросления. Кажется, мукбанг — не такой уж сладкий и простой хлеб, как кажется из уютной кухни зрителя.

Алина Мукбанг

Молодая женщина из Новосибирска, покорившая TikTok своими незамысловатыми видео и ресницами внушительных размеров. В роликах она хрустит огурчиками и семечками, но пытается делать это с такой элегантностью, что кажется, будто снимается в рекламе глянца. Как хорошо у нее это получается — вопрос спорный, кому-то наверняка заходит неплохо. Никакого экстрима, никаких скандалов.

АСМР от Марии

Это петербурженка с бархатным голосом, которая может полчаса рассказывать, как жарила оладушки, в процессе поедая их на шелковой скатерти. В принципе, таким голосом (шепотом?) можно читать сказки: детям — про Колобка, мамам и папам — про всякое взрослое. Ее видео — это уже не совсем про мукбанг (или даже совсем не), а про чувственный опыт, почти медитацию. Она, кстати, по слухам, сотрудничает с магазинами здорового питания, продвигает фермерские продукты и вообще формирует новый («осознанный») формат жанра. Уже неплохо, уже какой-то луч света в темном царстве хлеба и зрелищ.

Ну или есть, например, Anton S (в миру — Суворкин), который в своих видео сочетает поедание бургеров с перцем чили, буреков с овощами и травами и гламурное перемывание костей отечественным звездам. Его формат — претензия на этакий лакшери мукбанг, где еда — это какое-то как бы интеллектуальное заявление, какой-то вроде бы даже протест, но смотрится не слишком убедительно. Впрочем, надо сказать, он нашел свою публику.

Словом, отечественный мукбанг — это не просто калька с азиатского оригинала, а полноценный фольклор. Здесь встречаются рабочие столовки, домашние котлеты, заварной чай в кружке с трещиной и бытовая философия: «лучше чуть-чуть пережрать, чем недоспать». И за этим — странноватый микс тоски, юмора, одиночества, желание быть услышанным. В этом смысле российский мукбанг менее глянцевый, но более пронзительный. В нем, кажется, меньше шоу — и больше души.

Источник: Freepik

Обратная сторона тарелки — цена успеха

На первый взгляд жизнь мукбангера — это пир навсегда. Бесплатная еда, деньги, лайки, внимание, «жирные» просмотры. Но за камерой — пищеварительный ад.

Для справки: самый большой зафиксированный объем съеденного за один стрим — 13 000 калорий. На завтрак. Меню было примерно таким:

  • 10 чизбургеров из McDonald’s (по ~300−500 ккал каждый) ~4000 ккал;

  • большая пицца пеперони (около 2500 ккал);

  • 2 порции картошки фри XL ~1200 ккал;

  • 1 литр молочного коктейля ~800 ккал;

  • полкило жареных крылышек ~1500 ккал;

  • половина торта «Наполеон» или чизкейка ~1500 ккал;

  • газировка или сладкий чай — 1 л ~400 ккал.

Продолжаем занимательную арифметику: 1 кг жира — это примерно 7700 ккал (с учетом метаболизма и теплового эффекта пищи). Теоретически за один раз с такого вот завтрака можно набрать до 1,5−1,8 кг веса. Понятно, что часть уйдет в гликоген (с водой), а часть — в воду. Но всем ясно, что регулярное переедание на таком уровне приводит к устойчивому набору веса и сбоям в обмене веществ.


Физиологические последствия оказываются предсказуемыми: ожирение, жировой гепатоз, скачки сахара, хроническое воспаление. В случае с Nikocado это перемена веса более чем на 100 кг за 5 лет, причем в обе стороны. Прибавим съемки в течение 6−8 часов ежедневно, часто на фоне недосыпа и приступов тревоги.

Но, как это ни парадоксально, психологические последствия страшнее, конечно. Нарушение пищевого поведения, тревожно-депрессивные расстройства, ощущение, что ты больше не принадлежишь своему телу. Особенно если оно теперь капитал (а если еще и с инвестициями со стороны?). Есть, когда не хочешь. Переедать ради 15 секунд вирусного успеха. Улыбаться с суши в горле.

Добавим очевидное давление аудитории и алгоритмов. Люди требуют шок-контента. Подписчики пишут: а чего так мало съел, раньше было интереснее. Хочешь удержать просмотры — повышай ставки. Ешь больше. Быстрее. Мяснее. Страшнее. Разбивай свою жизнь на потеху публике, которая забудет тебя уже завтра.

Появилось даже новое понятие — food fatigue (можно перевести как «пищевое истощение»). Это когда блогер больше не может смотреть на еду — ни свою, ни чужую. Одна корейская звезда мукбанга рассказывала в интервью, что в обычной жизни ест один раз в день бульон и рис, потому что все остальное вызывает тошноту.

Мукбанг — жив или мертв?

Жив. Но мутирует, как вирус под давлением антибиотиков. В недоброй памяти пандемию люди были дома, еда стала ритуалом, а мукбанг — способом почувствовать себя не в одиночестве. Тогда же усилился тренд на ASMR: люди стали ценить не только избыточность, но и ритм, голос, звук. Это вывело мукбанг из категории «просто еда» в область сенсорного развлечения.

К счастью, постепенно начали появляться ответственные мукбангеры. Они едят умеренно, рассказывают о блюде, приглашают шефов. Например, Hamzy — одна из самых популярных мукбангеров Южной Кореи — делает ставку больше на уют и гастрономическую красоту, а не количество.

В мире все чаще появляются альтернативные форматы:

  • eco-mukbang — только локальная, растительная и сезонная еда, красиво оформленная и поданная;

  • silent eating — видео без разговоров, только звуки еды, но без перебора;

  • mindful mukbang — с комментариями нутрициологов, шефов, психологов.

Умрет ли жанр? Нет, конечно. Он станет структурно другим и постепенно обрастет новыми смыслами. Он подстраивается под новые вкусы, нормы, ценности — как и все в этом мире. Сейчас он переходит в сферу лайфстайла, гастрокультуры и даже осознанности. Что, согласитесь, по-своему иронично.

Культурные и этические дилеммы

Невозможно обсуждать мукбанг, не обсуждая голод и изобилие. Смотреть, как человек выбрасывает остатки еды за кадром, — тревожно, особенно когда ты знаешь: каждый девятый на планете не ест достаточно. Или вообще умирает от голода.

Есть и экологический аспект. Производство и доставка такой еды, особенно морепродуктов, требуют ресурсов. Лобстеры, привезенные в Сеул самолетом ради 8 минут видео, — это не просто трата. Это разгул пошлости на фоне глобального кризиса.

Этические вопросы особенно остро звучат в видео, где едят живых животных. Живых осьминогов, которых «глотают», пока они двигаются. В Азии это часть культурного шока, в Европе — повод для возмущения. Но в итоге все это просто контент.

И, наконец, тут встает вопрос человеческого достоинства. Где граница между самоиронией и самоуничтожением? Сколько раз можно съесть килограммы еды — до боли, до слез и депрессии, до госпитализации — ради лайков? Что мы продаем, когда ставим на продажу просмотры: контент или самого себя?

Мукбанг ставит перед обществом зеркало. Это зеркало с запотевшей поверхностью. Оно не дает простых ответов. Но задает жесткие вопросы.

Источник: Freepik

Мы смотрим — значит, это работает

Мукбанг — это вовсе не про еду. Это про одиночество, тревогу, зависимость от внимания и отчаянную попытку быть замеченным. Это перформанс, в котором человек ест — и его едят. Эмоционально и ментально.

Граница между искренностью и абсурдом стирается. Мы смеемся, восхищаемся, возмущаемся — и снова нажимаем play. Потому что мукбанг стал формой общения. Способом не быть одному.

Вы бы смогли? Не просто смотреть, а стать героем? Есть каждый день — не потому, что хочется, а потому, что ждут, потому, что публика вечно голодна.

Или вы все-таки выключите экран и пообедаете в тишине — без лайков, но с собой, живым и настоящим?

Оксана Файрклоуг