Интервью с Аной Туразашвили: «Балет — это не про идеал формы, а про правду»

Ана Туразашвили — солистка Большого театра, представительница русской балетной школы, одна из великолепных артисток новой волны. В интервью ВФокусе Mail рассказала о том, как влюбляются в балет снаружи и изнутри, где проходит грань между демистификацией и разрушением магии, что в реальности стоит за «голливудскими» мифами о профессии и почему искусство все еще способно соединять людей.

Оксана Файрклоуг
Автор ВФокусе Mail

— В одном из интервью вы говорили, что любили в детстве мастерить что-то своими руками, пытались сшить пачку, хотя еще не занимались балетом. Часто ли любовь к балету приходит именно от внешней эстетики — лоска, атласного блеска пуант? Какую роль это играет?

— Думаю, все очень индивидуально. Кого-то действительно притягивают диадемы и пачки, кого-то — драматургия и актерская часть профессии, а кто-то приходит, потому что привели родители, и уже в процессе просыпается настоящая любовь к искусству. В моем случае эстетика сыграла большую роль: с детства тянуло к красоте, женственности, к чему-то эфемерному и фантазийному. Балет идеально попал в это чувство. Меня поражало, как пачка точно держится, будто с помощью неведомых сил. Но как только начала танцевать, поняла: одних красивых платьев мало, профессия требует огромной работы — и это моя стихия.

— Вы ведете блог и показываете изнанку профессии. Где проходит грань, когда просветительство перестает демистифицировать искусство и начинает разрушать магию? Нет ли опасения, что, узнав о боли и мозолях, зритель перестанет верить в порхающую фею?

— Это вопрос баланса. Я никогда не выкладываю «жесть» — это не мой стиль, мой блог про эстетику и уважение к зрителю.

Показываю репетиции, рабочие моменты, могу показать свои ошибки, чтобы было видно: за идеальным спектаклем стоят неидеальные будни, пробки, погода, настроение. Это важно и для зрителя: он идет в театр с большим пониманием и ценит результат сильнее.

Полное развоплощение магии мне не близко, но честность в разумных дозах только усиливает доверие. Соцсети сократили дистанцию между артистом и публикой, и это помогает: люди узнают о премьерах, «примеряют» визуал и чаще приходят в зал.

— Помогает ли ваш опыт создания контента ответить на вопрос: становится ли балет ближе благодаря такой открытости?

— Да. Сегодня не только балет, но и кино, и музыка стали зрителю понятнее именно через живые, не постановочные форматы. Короткие видео и фото часто становятся тем самым первым шагом к спектаклю: человек видит, что это его эстетика, бронирует вечер и приходит. Открытость при правильной подаче расширяет аудиторию и развеивает миф о «существах с другой планеты». Мы такие же люди — просто очень много работаем.

— Какая роль в вашем репертуаре оказалась самой значимой лично для вас?

— Каждая первая роль в момент подготовки — самая важная. Но если выделить одну, назову ведущую партию, которую танцевала в Большом — Бэлы из балета «Герой нашего времени». Там совпало многое: восточный характер героини, драматизм, мой темперамент, пластика рук. Партия оказалась физически сложной, и из-за этого особенно дорогой: пришлось преодолеть себя, чтобы выйти и исполнить ее так, как я хотела.

— В кино быть балериной часто значит жизнь страданий, диет, изнурительных тренировок и соперничества. Насколько это похоже на реальность — вот как в том же «Черном лебеде»? Что верно, а что преувеличено?

— Обобщения не люблю: у всех по-разному. Профессия действительно тяжелая, не только физически, но и морально, она поглощает время и становится образом жизни. Но при желании можно найти место и для других дел, это вопрос приоритетов и тайм-менеджмента. Когда пришла в театр, ничего не успевала, потом научилась планировать день. Что до «Черного лебедя»: вижу в нем преувеличенную притчу о перфекционизме и зависимости от чужой оценки. Режиссер выбрал балет как выразительную среду, где идея некоего идеала легко считывается. Но реальность многослойнее: да, мы стремимся к лучшему, но живем не мифами, а работой.

— Самая выдающаяся балерина всех времен, по-вашему?

Невозможно назвать одну, великих много. Но если все-таки выбирать, назову Марию Тальони. Она первой поднялась на пальцы, еще до появления пуант в привычном виде, и задала новый вектор легкости и воздушности, она же радикально облегчила костюм. Быть первой в таком — смелость и сила характера, которые изменили язык балета.

— В последние годы мировые сцены стали закрываться для российских артистов и учреждений. Сталкивались ли вы с предвзятостью или, наоборот, с поддержкой?

Гастролей стало меньше — это геополитика, но на личном уровне предвзятости не испытывала. Коллеги и балетоманы за рубежом по-прежнему любят русскую школу, часто пишут, что очень скучают по нашим спектаклям. Все хотят встреч, просто сейчас это бывает невозможно.

— Исторически русский балет был мостом между странами. Считаете ли вы, что сегодня этот мост разрушен, или у искусства все еще есть сила быть выше политики?

— Верю, что именно искусство способно снова соединить людей и культуры. Особенно балет — искусство без слов, понятное всем. Думаю, к этому пониманию еще вернутся.

— Современный балет все чаще поднимает острые социальные темы. Как относитесь к тому, что сказка уступает место проблемам современности?

— Мне близок здоровый баланс. Социальные сюжеты важны и могут быть сделаны сильно и интересно — это привлекает молодую аудиторию. Но классика с коронами и феями тоже необходима: иногда зрителю нужно уйти от повседневности в сказку. Балет дает обе возможности.

— Если бы не балет, какую профессию выбрали бы и почему?

Что-то на стыке дизайна и природы. Люблю моду как форму искусства, ландшафтный дизайн — как возможность соединять эстетику и живую среду. И, конечно, путешествия — они расширяют взгляд и в балете, и за его пределами.

— «Щелкунчик» часто становится первым балетом для ребенка, но сегодня билеты на него дороги. Не рискуем ли потерять будущее поколение зрителей?

Мой первый спектакль на большой сцене был «Лебединое озеро», «Щелкунчика» смотрела и позже в нем участвовала еще студенткой. Да, сейчас «Щелкунчик» — престижный и очень востребованный спектакль, и это, с одной стороны, прекрасно: редкая страна может похвастаться таким интересом к балету. С другой — молодежи действительно сложно попасть. Ну, а мы, артисты, рады каждому зрителю, особенно тем, кто приходит впервые. И верю, что спектаклей будет больше — хватит всем.

— В мировом балете все чаще говорят о бодипозитиве. Меняются ли эталоны внутри русской школы?

Тенденция принятия — это хорошо: много лет людям навязывали жесткие стандарты красоты, но есть специфика профессий. Балет требует легкости и определенных физических параметров — это не про «идеал ради идеала», а про безопасность и качество движения. Как у хирурга должны быть «ювелирные» руки, а у баскетболиста — рост и прыжок, так и у балерины есть профессиональные требования. Бодипозитив и уважение к телу важны, но если выбираешь балет как профессию, нужно учитывать ее объективные рамки.

— В завершение: что бы вы сказали людям, которым навязывают «правильные» правила жизни и красоты?

— Правил меньше, чем кажется. Меньше слушайте навязанное — от СМИ, знакомых, соседей. И старайтесь прислушаться к своему сердцу, чтобы по-настоящему понять, чего вы хотите. Так будет гораздо легче достигать желаемого, особенно если еще и замечать знаки от Вселенной. Для этого нужно просто открыть глаза и быть повнимательнее. И знаки обязательно будут, и они непременно вам помогут.